ОГЛАВЛЕНИЕ
ПРИЛОЖЕНИЕ
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
Обыденное мышление, исторический пессимизм и «научная вера»
(Критика нечистого разума)
НАЗАД
5. Откуда берутся исторические пессимисты?
(«Внутренняя опасность, принявшая обличье высочайшего добра»)
Как и следовало ожидать, наш виртуальный оппонент ОМ, исходя из уже известных нам особенностей его мышления, о которых говорилось выше (мп4), «генеральное обобщение», именуемое ПР, совершенно не приемлет. Выхватывая отдельные события из исторического контекста и указывая на наиболее кровавые и позорные из них, он уверен, что таким образом полностью опровергает ПР в целом. Если исключить научно-техническую составляющую, то о каком прогрессе можно говорить, спрашивает ОМ, после большевистского террора, мировых войн XX века и Холокоста? В ответ историк-оптимист (есть и другие), возможно, напомнит о таких «прогрессивных событиях» прошедшего века, как бесславная гибель тоталитарных режимов, распад империй, получение независимости бывшими колониями, экономическое развитие ряда государств «незападного» мира, международные соглашения о правах человека, соблюдение которых перестало быть исключительно внутренним делом государств, образование ЕС, положившее конец тысячелетним войнам между государствами Западной Европы, демократизация Германии и Японии, воссоздание государства Израиль, ликвидация апартеида в США, международная помощь странам, пострадавшим от стихийных бедствий… Перечисление событий XX в., в которых проявилось ПР, может быть продолжено. К сожалению, никакими доводами «перевоспитать» ОМ, как правило, не удается. Поверхностное знание фактов истории и приверженность ее мифам («незнание – сила»), а также полное игнорирование МП надежно «защищают» его ментальные модели от оптимистических влияний. Напомним: ментальные модели «имеют личный характер, и мы дорожим ими. Ментальные модели — наши. Мы в них живем» (раздел 2, [
литература,1] ), это, можно сказать, наша духовная родина.
Более того, свободное развитие представляется ОМ дорогой к хаосу, тогда как для него совершенно очевидно, что только сильное государство с его чиновниками, «силовиками» и «крепким хозяином» во главе способно надежно обеспечить порядок и «стабильность». И ОМ, который, как мы помним, склонен воспринимать очевидное за истинное, легко утверждается в этой мысли и охотно воспринимает спускаемые ему «сверху» (в качестве альтернативы идее свободного развития) идеи социализма, национализма и империализма, а также их комбинации. Так ОМ и тоталитарное (пессимистическое) государство находят друг друга. Находят далеко не случайно – см. раздел 8.
Наряду с обыденным мышлением, историческому оптимизму часто противостоит также мышление художественное: для многих «мастеров культуры» характерно отрицание ПР. Происходит это главным образом потому, что в развитии они не усматривают какого-либо духовного содержания. Мир, лишенный ПР, представляется им неизменным и бессмысленным. «Научной вере», о которой говорилось в предыдущем разделе, они противопоставляют «художественное неверие».
В русской классической литературе главным антиподом ПР является Лев Толстой. Его враждебное отношение к науке и самому понятию прогресса хорошо известны. Вот что писал о Толстом Николай Бердяев в «Духах русской революции» в 1918 г.:
«Он отверг всякую историческую преемственность, он не хотел допустить никаких ступеней в историческом развитии. <...> Жизнь личности не представляется ему истинной, божественной жизнью, это — ложная жизнь этого мира. Истинная, божественная жизнь есть жизнь безличная, общая жизнь, в которой исчезли все качественные различения, <...> у него было пренебрежительное и презрительное отношение ко всякому духовному труду и творчеству <...> Толстовство в широком смысле этого слова — русская внутренняя опасность, принявшая обличье высочайшего добра.<...> Толстой настоящий отравитель колодцев жизни”. Почвой, взрастившей мировоззрение Толстого, являются, согласно Бердяеву, ментальные особенности его современников: «Личность чувствует себя погруженной в коллектив, личность недостаточно еще раскрыта и сознана. Такое состояние нравственного сознания порождает целый ряд претензий, обращенных к судьбе, к истории, к власти, к культурным ценностям, для данной личности недоступным. <...> Русскому человеку труднее всего почувствовать, что он сам-кузнец своей судьбы» [
литература, 20] .
А вот как излагал взгляды Толстого в прошедшем юбилейном году Борис Парамонов
«Человек по природе добр – он только неразумен. <...> Порядок разума тождествен порядку природы. Так и живет крестьянство, простой народ, говорит Толстой. Зло жизни идет от культуры, от искусственно созданных потребностей господствующих классов. <...> Культура созидается в истории, а значит история тоже зло. Мысль Толстого антикультурна и антиисторична» [
литература, 21] . Здесь у Толстого явная перекличка с Э, который полагал, что природную добродетель человека искажает капитализм (раздел 3).
Во второй половине прошлого века во многих странах мира, включая Россию, развернулась дискуссия, о взаимоотношениях научной и художественной интеллигенции. Поводом стала лекция Чарльза Сноу «Две культуры и научная революция», прочитанной им в Кембриджском университете в 1959 г.
«Мне кажется, - говорил Сноу - что духовный мир западной интеллигенции все явственнее поляризуется, все явственнее раскалывается на две противоположные части. На одном полюсе - художественная интеллигенция, которая случайно, пользуясь тем, что никто этого вовремя не заметил, стала называть себя просто интеллигенцией, как будто никакой другой интеллигенции вообще не существует». На другом полюсе «ученые, и как наиболее яркие представители этой группы - физики. Их разделяет стена непонимания. <...> Они настолько по-разному относятся к одним и тем же вещам, что не могут найти общего языка даже в плане эмоций. <...> Современная научная модель физического мира по своей интеллектуальной глубине, сложности и гармоничности <…> является наиболее прекрасным и удивительным творением, созданным коллективными усилиями человеческого разума! А ведь большая часть художественной интеллигенции не имеет об этом творении ни малейшего представления. И не может иметь, даже если бы захотела. Создается впечатление, что в результате огромного числа последовательно проводимых экспериментов отсеялась целая группа людей, не воспринимающих какие-то определенные звуки. Разница только в том, что эта частичная глухота не врожденный дефект, а результат обучения - или, вернее, отсутствия обучения. Что же касается самих полуглухих, то они просто не понимают, чего они лишены” [
литература, 22] .
Призывая деятелей искусства испытать восторг перед наиболее прекрасным творением человеческого разума – научной моделью физического мира - Сноу склоняет их к мировоззрению, названному выше научной верой, а говоря об отсутствии обучения художников физике, отдает себе отчет в тщетности своих призывов. В России дискуссия, вызванная книгой Сноу, привела к появлению статей, в которых справедливо доказывалась польза искусства для воспитания творческого (образного) воображения ученых. Статей, в которых бы литераторов призывали ознакомиться с «современной научной моделью физического мира», не припоминаю. Зато с упоением обсуждался смысл слов Э: «Достоевский дает мне больше, чем любой научный мыслитель, больше чем Гаусс!», хотя в той же беседе с Мошковским, во время которой были произнесены эти слова, сам Э разъяснил: он имел в виду этическое удовлетворение, которое приносят «Братья Карамазовы». Э оставался верен себе: на первом месте для него всегда стояло Добро. Но, как отмечалось ранее («случай Эйнштейна», раздел 3), «не подкрепленные знанием мечты об обществе социальной справедливости - царстве добра - сместили его мировоззрение в сторону зла - пропаганды левых идей». С этим утверждением явно перекликается приведенное выше высказывание Бердяева: «Толстовство в широком смысле этого слова — русская внутренняя опасность, принявшая обличье высочайшего добра».
Изменилось ли положение на «полюсе художественной интеллигенции» за время, прошедшее после инициированной Сноу дискуссии? Судя по приводимым ниже примерам творчества некоторых наших именитых современников, этого не произошло.
«Человечество, расширяет свои технические и научные возможности, совершенствует свои средства коммуникации, стремясь переделать мир, а человеческая этика остаётся такой же, какой она была тысячи лет назад. Человек так же боится голода, нищеты, унижения и смерти, как и его предки» [
литература, 23] .
Но продолжительность жизни в развитых странах увеличилась «в разы», в Европе, которой в Средние века постоянно угрожали голод и эпидемии смертельных болезней, теперь эти извечные враги человечества побеждены, для многих людей достигнуто высокое качество жизни, а унизить гражданина ЕС, - значит подвергнуть себя риску судебного преследования. «Человеческая (?) этика остаётся такой же, какой она была тысячи лет назад»? Не было ни Декалога, ни Нагорной проповеди? Мы видим, что, вопреки впечатлениям известного режиссера, мир в чем-то меняется также и в лучшую сторону. Сведения об этих изменениях неоднократно публиковались и анализировались, не замечать положительных сдвигов в материальной стороне жизни может только тот, кто не хочет их видеть и поэтому, согласно древней мудрости, «более слеп, чем слепой».
Пессимистический взгляд на историю человечества, свойственный многим литераторам, выразительно представил в юмористической форме Игорь Иртенев:
«Нет, не изменится ничто на этом белом свете,
Который, только приглядись, скорее сер, чем бел,
И тот, кто раньше был никем, тот будет в Интернете
Опять никем, какой бы ник он там не заимел»,
* * *
«Когда мы лучший из миров с достоинством покинем
Под звуки лиры и трубы в предписанный нам срок,
Все тем же белым будет снег, и небо тем же синим,
И с мест привычных не сойдут ни Запад, ни Восток.
Пришел Прокоп, кипел укроп в момент его прихода,
Ушел Прокоп, кипит укроп, хоть и вскипел вполне,
Но где же нравственный закон и тайная свобода?
Ужели канули оне кастрюли той на дне?».
Отрицание ПР, приводит к идеализации советского прошлого. Михаил Кураев - один из видных писателей современной России, лауреат многих литературных премий (последняя – имени Льва Толстого в номинации «современная классика» в 2010 г.), чьи произведения переведены и изданы в дюжине зарубежных стран, закончил свое выступление в эфир радиостанции «Свобода» 15.03.11 следующим откровенным признанием: «Попытка была сделана, и очень основательная, выбить то, что разделяет людей вообще, в том числе и на сословия. Это уничтожение частной собственности. Почему в Советском Союзе не было проблемы коррупции? <...> люди, меня окружающие, не понимают моей ненависти по отношению к частной собственности, они считают, что это благо человечества. А я жил без частной собственности больше 50 лет. И мы были людьми, Вот, например, этика американская, как она складывалась. Разноплеменные люди собрались. А что их может объединить? Какие-то корни, традиции, религия? Нет. И они нашли для самоспасения, для выживания формулу этическую – страх и выгода. Человек должен бояться и человек должен всегда иметь в виду свою выгоду. Наша этика другая, у нас история другая, мы люди другой породы, другого склада» [
литература, 24] .
Существа низшей этической природы – лишенные религии (!) американцы – создали общество, которое основано на частной собственности и страхе и поэтому несовместимо с человеческим достоинством! Комментарии излишни: «современный классик» огласил (или, как теперь говорят, «озвучил») многократно раскритикованные, ложные в каждом своем слове, обывательские штампы. Отражаются ли регрессивные политические взгляды писателя на его творчестве и, если да, то в какой мере? Вопрос интересный…
Но, пожалуй, самый выразительный пример обыденности рассуждений литератора на политическую тему являет нам популярный филолог, публицист, писатель, поэт-юморист и телеведущий Дмитрий Быков. Интернет полнится его остроумными стихотворными фельетонами, в которых он бичует нынешнюю российскую действительность. В основе этого «критического реализма», также как и у Михаила Кураева, лежит мечта не о возвращении России на столбовую дорогу развития европейской цивилизации, а о возврате к советскому прошлому, но аргументация Быкова значительно богаче. Перед нами система ментальных моделей, знакомство с которыми проливает свет на нетривиальное явление современной истории: выдающуюся живучесть левой идеи, которую она сохраняет, несмотря на самораспад «первого в мире государства трудящихся» и все, что нам сейчас об этом государстве известно.
Наиболее полно Дм. Быков изложил свои взгляды в лекции о Бернарде Шоу [
литература, 25] . Обогатив слушателей интереснейшими комментариями к творчеству Шоу (Быков, так же, как и в других своих выступлениях и сочинениях, прямо–таки «фонтанирует» оригинальными филологическими идеями), лектор в заключение излагает свой политический манифест, который вкратце сводится к следующему. Левая идея - «любовь к человеку труда» - победила в Советской России, но затем репрессии уничтожили все плоды этой победы: «русская матрица съела советскую». («Здорово излагает»! А. С.) «Невзирая на все кошмары этого времени, в нем был свет, и мы этот свет еще увидим. <...> Если ракета не взлетела в первый раз, она взлетит в 21-й», а те, кто ползают, так и останутся в этом состоянии.
В сущности, это аналог рассмотренного выше (раздел 3) «случая Эйнштейна»: не опирающаяся на знание добродетельная эмоция – любовь к человеку труда – пытается способствовать приходу в мир зла социализма. Знание же говорит о том, что ракета социализма не поразила цель не из-за случайной «исторической неисправности», а вследствие системной неспособности плановой экономики к свободному (неуправляемому) развитию. (См. системное определение социализма в разделе 2.) Сколько слов потрачено, чтобы объяснить, почему Страна советов не смогла совершить переход от экстенсивного развития к интенсивному! Но и по сей день проникнуться этой «не лежащей на поверхности» идеей Дм. Быкову – мастеру слова, опустившемуся в своей публицистике до уровня ОМ, - не удается (
МП 5).
Вместо этого, он вливается в антиинтеллектуальную струю мощного потока великой русской литературы. Но если Федор Тютчев оказался не в состоянии понять умом Россию, то Дм. Быков настаивает на непостижимости мира в целом. «Разум не ответил на вопросы XX в.», и причина этого ясна: «абсолютная непостижимость мира средствами логики», - утверждает Быков, перенося свою личную «логическую несостоятельность» на все человечество. Но «самое страшное» в этом непостижимом мире постигнуть ему все же удалось: «труд перестал быть мерилом человека», соответственно, «человек дела перестал что-либо в мире значить». О каком труде, о каком деле идет речь? Видимо, о ручном труде рабочего. Не зря ведь «человеку дела» противопоставляются те, кто, «нажимая на кнопки», пользуется заемным умом. И в этом пассаже также сквозит антиинтеллектуализм – в форме отрицания плодов научно-технического прогресса.
Позднее тема света, над послеоктябрьской Россией воссиявшего, получила у Дм. Быкова дальнейшее развитие [
литература, 26] . Воображаемый этот свет стал теперь для него настолько ярким, что в глубокую тень сдвинулись даже сталинские репрессии. «Сталин превращал подданных либо в рабов, либо в сверхчеловеков, точнее, они сами в них превращались в условиях сверхчеловеческих давлений, созданных его империей. Но они оставались людьми, то есть существами, для которых существуют цели и смыслы».
Чьи это слова: мало сказать, что у человека есть принципы, надо еще посмотреть каковы они? При Сталине «смыслы» у многих советских людей, особенно в городах, действительно имелись. Но сводились они к попыткам осуществления утопии, заранее обреченным на неудачу исторической стихией. Имелись и цели: распространение этой «антиисторической» деятельности на весь остальной мир. И вот на эти–то цели и смыслы «рабов и сверхчеловеков» прошлого с высоты целого Монблана трупов ностальгически взирает популярный современный литератор, для которого, в отличие от Иосифа Бродского, кровопийцы милей ворюг!
Пессимизм художественной литературы активно формирует и «подпитывает» пессимистическое, объективно регрессивное отношение к общественной жизни. Вот как выглядят последствия подобных умонастроений с позиций системного мышления. Наряду с усиливающей и уравновешивающей, в [
литература, 1] рассматривается также упреждающая обратная связь. «Предвидение еще не происшедшего события становится причиной того, что в противном случае не произошло бы. <...> Например, предвидя неизбежную неудачу, вы в большинстве случаев действительно терпите поражение. В конце концов, какой смысл выкладываться, если все заранее обречено на провал? <...> Наши успехи, страхи и представления о будущем помогают нам создавать его таким, каким мы предвидим его. <...> Упреждение создает самосбывающееся пророчество. <...> Пророчество может оказаться ложным, а пророк – шарлатаном, но предсказание, вполне возможно, сбудется, <..> в силу того, что оно сформировало свое будущее». Так, ложные слухи о дефиците действительно часто приводят к дефициту [
литература,1, с. 67-68] . И. точно также, литераторы-пессимисты снижают шансы на выживание Западной цивилизации.
К счастью, вышесказанное относится только к части писательского корпуса. У меня есть и другие писатели! И, прежде всего, те из них, которые получили высшее научное образование. Выпускник химфака МГУ Василий Гроссман, в своем великом романе «Жизнь и судьба» в конце 50-х, едва ли ни первым в России, заговоривший о сходстве классового и националистического социализмов, выпускник Туринского университета историк-медиевист профессор Умберто Эко, историк-японист Григорий Чхартишвили, окончивший историко-филологическое отделение Института стран Азии и Африки (МГУ).
Есть и «другой» поэт:
«Ты знаешь, Петя, я зауважал науку.
Сейчас такое злое время на дворе,
Страна не та уже давно, а скорость звука
Все та же, что при батюшке царе.
Ах, как печально… На пеньке сидит ворона
Пришли Лопахины и вырубили сад.
Из вечных ценностей - один закон Кулона,
Да площадь круга все еще пи-эр-квадрат.
………………………………………………………
И пусть цена потугам нашим три копейки,
Меняйте гимн, закон, устой, устав, уклад,
Но площадь круга ныне, присно и вовеки
Упрямо, всем назло – пи-эр-квадрат»
(Тимур Шаов, Свободная частица).
Академик Вернадский, грустивший по поводу того, что человечество слишком медленно постигает общеобязательность научных истин (раздел 2), был бы доволен этой бардовской песней.
Насколько же типичны умонастроения Дм. Быкова? По существу, он «выхватывает» из всей совокупности системных свойств тоталитаризма некий важнейший с его точки зрения факт и, лишь вскользь упоминая о «кошмарах» того времени, отдает сталинизму в указанном выше смысле предпочтение перед современностью. Подобное предметное мышление (мп1) о сталинизме - трагедия современной России, где сходным образом сейчас думают многие. Вот как оценивает ситуацию социолог Борис Дубин: «В России, чтобы дисквалифицировали человека, заявляющего по основным каналам телевидения, что, вообще-то, он националист, и в том, что делал Сталин, было много правильного – система аргументов понята, у нас с этим ничего не происходит. А кто-то сделал капитал на этом себе» [
литература, 27] .
Различие лишь в выборе «системы аргументов» - достойных восхищения «предметов» советского прошлого. Для одних это «цели и смыслы», для других - победа в ВОВ, хотя из-за ошибок и преступлений Сталина Россия понесла чудовищные потери и едва эту войну не проиграла, или успехи индустриализации, хотя свободное развитие русского капитализма в течение почти целого века также, надо полагать, преобразовало бы «лапотную Россию».
Мы вновь (см. также раздел 3) подошли здесь к осознанию той вины, которой опозорила себя перед человечеством «левая идея» как таковая: речь идет об ее порочной иерархии ценностей. Построение общества социального равенства является для приверженцев этой идеи сверхценностью, по сравнению с которой меркнут все прочие ценности, в том числе и моральные. От ленинского «морально все то, что содействует победе коммунизма», через маоцзедуновское «пусть в третьей мировой войне погибнет половина человечества, зато уцелевшие будут жить при коммунизме» ведет прямой путь к игнорированию преступного, по определению, характера тоталитарной системы. Понятно, что при такой иерархии ценностей выбор в качестве «предметов» восхваления тех или иных частных достоинств этой системы вполне закономерен.
Повторим еще раз Николая Бердяева (лучше не скажешь!): «внутренняя опасность, принявшая обличье высочайшего добра», ибо эти слова о толстовстве вполне можно отнести также и к левой идее в целом.
Почему распространенный в нынешней России регрессивный образ мыслей был выше назван ее «трагедией»? Имелся в виду античный смысл этого слова, когда оно означало бедствие, назначенное богами и потому неизбежное. Тоталитарный режим России уничтожал веками копившиеся обществом «запасы» морали, старательно заменяя их «смыслами и целями». И настолько преуспел в этом, что сейчас в роли античных богов успешно выступают закономерности исторического развития. Нынешнее российское общество аккумулировало пройденный им путь тоталитаризма: оно глубоко и искренне аморально даже в лице многих из числа своих одаренных представителей. Но иного варианта самостоятельного выхода из тоталитаризма исторические закономерности, по-видимому, не предоставляют (мп 8). Управляемое развитие ведет общество не только к социально-экономической катастрофе, о чем говорилось ранее, но и к катастрофе моральной. Надо ли доказывать, что аморальное общество не склонно к историческому оптимизму?
В отличие от современного, советское российское общество культивировало исторический оптимизм. Помните? «Нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме!» Но был этот советский оптимизм чем-то вроде оптимизма наркомана после приема «дозы». Когда разрыв «между теорией и практикой» стал очевиден и чары «пропагандистского наркотика» рассеялись, наступила тяжелейшая психологическая «ломка», последствия которой Россия переживает и по сей день. При этом многие ее граждане мечтают о новой «дозе»: коллапс «реального социализма» не избавил их ни от тоски по империи-сверхдержаве, ни от мечты об идеальном обществе справедливости и порядка, мечты, которая так легко и прочно усваивается обыденным мышлением. «Тьмы низких истин» им дороже их «возвышающий обман». Но с точки зрения исторических оптимистов это означает только то, что терапия будет длительной. Пока же ветер истории вновь вздымает мертвую листву…
Наряду с художественной литературой и публицистикой, резервуарами исторического пессимизма, к которым припадают жаждущие массы, являются некоторые религиозные течения. Ограничимся одним не требующим комментариев примером – отрывком из текста, созданного ортодоксальным иудеем.
«В отсутствие Храма Б-г не оставил мир, но перестал говорить с человеком, оставив его наедине с собственным разумом. И вот, все, что люди ни делают, полагаясь на разум, неизменно обращается во зло. Прекрасное изобретение – антибиотики, породило неслыханное перенаселение, порождающее перманентную агрессию голодных масс против более сытых соседей. Успехи медицины продлили жизнь человека, но о болезни Альцгеймера двадцать лет назад слышали единицы, а теперь она у всех на устах, и дома престарелых не в состоянии принять всех желающих. Ядерная энергия могла бы обеспечить безоблачное будущее человечества, а вместо этого мы живем под топором атомной войны», Эдуард Бормашенко [
литература, 28] .
ВПЕРЕД
ОГЛАВЛЕНИЕ
ПРИЛОЖЕНИЕ
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
Анатолий Сирота
Источник: www.maranat.de
Использование материалов данного сайта разрешается только с установкой прямой ссылки на www.maranat.de.
Оглавление Закономерности истории Печать
